Я в упор не видела ни утеса, ни женской головы, но согласно закивала и даже поцокала языком для убедительности.
– Это означает, что над вашей головой могут сгуститься тучи. Но все должно окончиться хорошо, поскольку помощь к вам придет оттуда, откуда вы даже не ожидаете…
Он что-то еще рассказывал, пока я внимательно разглядывала его лицо: в нем не было двойного дна, так же как и в самом Олеге: тридцать пять лет, старомодная готовность прямо отвечать на вопросы. Интересно, чем ты действительно занимаешься и как с таким простодушием сумел уломать целое милицейское отделение? Ведь ты не можешь быть таким простым, как кажешься…
"Жизнь не так проста, как нам кажется, она гораздо проще”, – не к месту вспомнила я любимое высказывание нашей мастерицы-исзуитки Ларисы Алексеевны. Иван ее терпеть не мог, и я подозревала почему: он не мог простить, что авторство этого удивительного по своей силе и простоте постулата принадлежало не ему, а какой-то московской старой суке из богемы. Мне же Лариса Алексеевна была скорее симпатична, особенно завораживали ее многочисленные кольца – все до единого ручной работы.
– Вы меня не слушаете, – сказал вдруг Олег.
– Напротив, очень внимательно слушаю. И жду руководства к действию.
– Не предпринимайте ничего в одиночку, – серьезно сказал Олег.
– С чего вы взяли, что я что-то собираюсь предпринять?
– А вот это пятно в виде сжатого кулака – готовность к действию, точно вам говорю.
– А вот эта бляха в виде парящей птички по имени дрофа – готовность ничего не делать, – в тон ему сказала я.
Олег откинулся на кресле и засмеялся:
– Вы мне не верите…
– Почему? Вы же не давали никакого повода вам не верить. Напротив, выручили меня в тяжелую минуту, протянули руку помощи… У вас действительно лихо получилось.
– Лихо получается, когда затаскиваешь в постель красивую женщину, предназначенную вовсе не для тебя. А в моем случае получилось профессионально. Ну, и кое-какие связи помогли, – начал было честный Олег.
– Пожалуйста, не продолжайте. – Я вдруг почувствовала, что если сейчас он обнажит шестеренки и винтики этой своей изящной работы, то его таинственное обаяние рассеется, как дым от сигареты. – Пусть все остается как остается. Роль демонического незнакомца вам очень идет.
И я зевнула. Это получилось неловко, а потому демонстративно. Но я не спала всю ночь – и какую ночь! – и это извиняло меня. Тактичный Олег отреагировал мгновенно:
– Вы правы, уже очень поздно.
– Нет, еще слишком рано, – поправила я, и мы оба посмотрели на часы – половина шестого утра.
– Я поеду, – сказал Олег, – спасибо за кофе.
– Было очень приятно с вами познакомиться.
– Надеюсь, мы еще увидимся. Тем более что Игорь поручил мне присматривать за вами.
Он безбожно врал, я знала это. А если бы даже не знала – его внезапно вспыхнувшее и ставшее почти мальчишеским лицо выдало его с головой.
Я проводила его до дверей, вручила бумажку со своим телефоном – Олег настоял на этом; подождала, пока “Шкода” выедет со двора, и отправилась в комнату.
Только теперь я поняла, как устала. Ночное милицейское происшествие, так благополучно закончившееся, казалось забавным эпизодом – быстро же ты приходишь в себя, стряхиваешь неприятности, как энцефалитных клещей с рукава куртки… Неужели так происходит всегда: любая опасность, стоит только пережить ее, сразу же становится смешным приключением; а любая любовь, стоит только пережить ее, сразу же становится исправленной грамматической ошибкой в диктанте…
Я вытянулась на кровати и начала думать об Олеге Васильевиче – милый, милый, бесконечно милый человек, неглупый, надежный, простодушный, искренний, симпатичный, светловолосый, немногословный, основательный, неженатый, тактичный, чуткий, сильный, благородный, умеет гадать на кофейной гуще и знает, что такое трепанги и питомза…
Определенно, такие мужики достаются отпетым сукам с большой грудью и кривоватыми ногами.
"Ты забыла еще малокалиберную винтовку, айкидо и рукопашный бой”, – сказала я себе и улыбнулась.
…Меня разбудил настойчивый телефонный звонок. Некоторое время я слушала его, перед глазами новогодней игрушкой покачивался горностаевый профиль Олега – кому же еще звонить?.. Но когда я сняла трубку, то услышала голос Серьги Каныгина.
– Мне Еву, – агрессивно сказал Серьга, забыв поздороваться – это было в его стиле.
– А кто спрашивает?
– Знакомый.
Я выждала секунду, постучала по трубке ладонью и произнесла нежным голосом:
– Слушаю вас.
– Это Ева? А это Серьга Каныгин, художник. Ну, мы еще ко мне ездили, на Пражскую… Самогон пили.
– Боже мой, конечно, узнаю! Рада, что позвонил.
– Слушай, ты прости меня за позавчера… Я вчера тебе весь день названивал, извиниться хотел… Я там того – не сильно буйствовал? Мучаюсь угрызениями, понимаешь… Хорошо, хоть ты свой телефон оставила.
– Совсем напротив, – радостно сказала я, – буйствовал ты сильно, но как раз это мне очень понравилось.
– Что понравилось? – оторопел Серьга.
– Буйство плоти и ночь любви.
– Не понял! – Голос у Серьги сразу же сел. Я подозревала, что и сам Серьга сел неподалеку от телефона вместе со своим голосом.
– Обычное дело.
– Ни щерта не помню, – снова полезло марийское “щ”: когда Серьга волновался, акцент выпирал особенно сильно.
– Как же? Надругался надо мной и обещал жениться.
– Правда, щтоли? Не помню…
– Хватит того, что я помню.
Серьга на том конце провода озадаченно молчал.