В тихом омуте... - Страница 88

– Тогда поехали. Сережа, проводи нас. Серж с готовностью проскочил вперед, я видела только его коротко стриженный самодовольный затылок, умеющий быть таким преданным хозяину.

– У вас отличный сторожевой пес, – с милой улыбкой сказала я Греку.

– Спасибо. Вы тоже отлично выглядите, – вернул мне комплимент Грек.

– Он даже обнюхал мои вещи. Хорошо, что не пометил.

– Сережа не доверяет никому.

– А вы? , – Иногда.

…Спустя полчаса я сидела за столиком Грека в “Паризиане”. Все было так же, как и два дня назад, – тот же джаз, те же музыканты, старательно подражающие великим неграм. Только столик, за которым мы сидели с Власом, так и не был занят. Хрупкие бокалы, стоящие в обрамлении салфеток, благополучно пережили Власа, их стекло даже не замутилось. А я не могла отделаться от малодушного ощущения, что Влас сейчас появится, на ходу подтягивая брюки. Но он не появился. И вместо циничного трепа с моим глуповатым любовником я была вынуждена светски заказывать блюда, о названиях которых не имела понятия.

Грек был подчеркнуто вежлив, и со стороны мы казались банальной любовной парочкой.

– Знаете что, – наконец не выдержала я, – мне плевать на ваш ресторан, до двадцати шести лет я даже не подозревала об их существовании. Заказывать я не умею и нож для рыбы вполне могу всадить под ребра зазевавшемуся официанту.

– Ну, не стоит возводить на себя напраслину, – мягко пожурил меня Грек, – вы ведь не инфант террибль, как бы ни пытались мне это доказать. И потом – ножи для рыбы, как правило, туповаты.

– Мне все равно. Заказывайте сами.

Грек заказал еду, и мы продолжили наш светский разговор.

– Вы занятная штучка. – Он пристально рассматривал меня сквозь наполненный шампанским бокал.

– Это оптический эффект, – не осталась в долгу я. – Взгляните на меня невооруженным глазом, и ваше мнение сразу переменится.

– Сережа вас возненавидел, я это понял сразу. – Грек не счел возможным поддержать мой игривый тон.

– Это не повод, чтобы пустить меня в расход.

– Это повод, чтобы задуматься. Редко кто вызывает у него такие сильные эмоции. Максимум, на что его может подвигнуть человек, – брезгливое равнодушие.

– Человек или женщина?

– Хороший вопрос. Но он уже много лет моя тень, а у тени не бывает личных пристрастий.

– На вашем месте я не стала бы обольщаться.

– И тем не менее… Вы, несомненно, мало похожи на других.

– Людей или женщин?

Грек коснулся моей щеки кончиками пальцев – впрочем, прикосновение не было чувственным, оно ничего не обещало.

– Людей, девочка, людей. Боюсь, что как женщина вы еще достаточно примитивны, вы только нащупываете свою тактику. И чтобы вы не теряли на это время, маленький совет: можно либо подчинять, либо подчиняться – так поступают мужчины. Женщины же комбинируют эти два понятия, и этим отличаются от мужчин. Ничего другого человечество не придумало. Так что война полов – это всего лишь никем не нарушаемое вечное перемирие, где каждый возделывает свое поле и никто никому не мешает.

– Но есть еще третий путь – вообще выйти из игры.

– Не пойдет, – наставительно сказал Грек, – все, кто мог, уже вышли и благополучно устроились в качестве символов мировых религий.

– Думаю, что не это вас беспокоит.

– Да. – Грек внимательно смотрел на меня. – Я все время вижу в вас двойное дно, но разглядеть, что на нем покоится, никак не могу. Что-то ускользает от меня, а я не люблю, чтобы от меня что-то ускользало.

– Если это касается того, что произошло…

– Похоже, нет, – Грек старательно подбирал формулировки, – это скорее касается вас самой.

Конечно, он был проницательным человеком, это тебе не Влас с его аккуратной задницей и хорошо подвешенным членом, – однако и он не смог сформулировать главного. Потому что главного не знала я сама. Я не знала своей собственной души, нынешней души, – она так же формировалась, как и совсем недавно лицо; она еще не устоялась, она позволяла себе гримасничать и быть некрасивой – и, как ни странно, это мне нравилось. Но зато не нравилось Греку – я вспомнила вдруг грубое откровение Власа: “Я ненавижу то, чего не могу понять”, естественная человеческая реакция.

– Хотя разгадка может быть самой простой, – продолжал размышлять Грек.

– Выдумаете?

– Ловлю себя на мысли, что мне хочется вас раздеть.

– Вот как? – Я удивленно вскинула брови и подумала, что вовсе бы не сопротивлялась этому. – А как же ваше кредо не заводить любовниц?

– Вы опять меня не поняли, – остудил мой пыл Грек. – Вас хочется раздеть в самом опасном смысле слова – сдернуть кожный покров, как сдергивают одеяло.

– Стоит ли?

– Есть еще один щадящий вариант – терапевтический. Нужно просто понаблюдать за вами, когда вы спите и не можете себя контролировать. Так что опасайтесь заснуть с кем-нибудь в одной постели. Это дружеский совет.

– Дружеская поддержка была бы воспринята мной с не меньшим энтузиазмом. – Грек, конечно, был хорош со своими симпатичными, но маловразумительными софизмами, но обольщаться не следовало; сейчас у хищника перерыв на обед и он вполне может пофилософствовать до следующего приема пищи. А пищей можешь оказаться ты, Власа стерли с земли, как хлебные крошки со стола, а ты ничем не лучше Власа. – ..

– Да. Я понимаю вас. – Постоянное “вы” звучало в его устах чуть ли не издевкой, легким реверансом кота в сторону мыши, которую он держит за хвост. – Когда вы собираетесь уехать из Питера?

– Как можно скорее. Мне больше нечего здесь делать. Сегодняшняя “Красная стрела” меня вполне бы устроила, – сказала я и тут же поумерила аппетиты, – или что-нибудь ночное, попроще.