В тихом омуте... - Страница 49

– Хочу увезти тебя, потому что хочу тебя. – Он пошел по наиболее легкому и наиболее оптимальному пути.

– Если я хорошо играю в бильярд, это не значит, что я хорошо играю в постели.

– Тебе ничего не придется делать. Я все сделаю сам.

– Это мужской шовинизм.

– Хорошо, пусть будет так, как ты хочешь. Я дружески поцеловала его в щеку, твердую и чисто выбритую, и соскользнула со своего стула.

– Ты куда? – обеспокоился Макс.

– Через пять минут приду, – я укоризненно посмотрела на Макса.

– Тебя проводить?

– Еще успеешь.

Вечер слишком затянулся, и я, поборов невесть откуда взявшееся искушение остаться с этим красивым холеным жеребцом, отправилась в гардероб, взяла свой длинный плащ и вышла из заведения.

В лицо мне пахнул сырой ветер, мгновенно выветривший остатки хмеля, и я медленно пошла по набережной, названия которой не знала; я даже не знала, куда мне идти, но надеялась, что у меня будут достойные провожатые.

Так и произошло.

Через пять минут за моей спиной нетерпеливо просигналили. Я знала кто, но дала себе еще несколько секунд. Рядом с тротуаром мягко двигался джип Алены. Она предупредительно открыла дверцу. В полосах света от уличных фонарей я увидела ее счастливое и немного растерянное лицо. Боже мой, я ведь знала это выражение, я столько раз видела его во ВГИКе – она уже была влюблена и ждала от ближайшего будущего приключений и недолгой, но испепеляющей любовной игры. Да, я знала это выражение и знала, чем заканчивается период токования, но на секунду меня вдруг охватила жалость к Алене и презрение к себе: я цинично использовала чужие слабости, расчетливая, холодная стерва.

– Почему ты ушла? – спросила она меня.

– Потому, почему и пришла. Просто так.

– Я подвезу тебя.

– Валяй.

Я села в машину и только тут сообразила, что не сказала Алене, куда меня везти. Я не сказала, а она не спросила.

– На Васильевский, если это тебя не затруднит.

– Не затруднит.

Занавес над первым актом трагифарса опустился, но расслабляться было рано. Вернее, самое время было расслабиться. Я запрокинула голову на сиденье.

– Тебе понравился наш мышиный жеребчик? – ревниво с просила Алена.

– Кого ты имеешь в виду?

– Макса.

– Забавный тип. Никогда бы не подумала, что вы конкуренты. Вы бы неплохо смотрелись вместе.

– Та-ак… – Алена рассмеялась, – уже доложил. Тем лучше, избавил меня от тягостной процедуры объяснений.

– Меня это не шокирует, но…

– Можешь не продолжать, я поняла.

Джип оказался отличной машиной, он плавно нес нас сквозь сырую питерскую ночь и действительно укачал меня. Все вышло самым замечательным образом, даже наигрывать не пришлось; но сквозь легкий сон я чувствовала, что Алена чуть придерживает машину, чуть дольше, чем нужно, задерживается на светофорах… Несколько раз она останавливалась, выходила и возвращалась – на заднее сиденье летели бутылки и пакеты. У набережной она остановилась: над Невой вздыбили свои спины мосты.

Несколько минут она смотрела на меня, а потом тихонько коснулась плеча.

– Черт знает что, мосты развели… Начало третьего.

– Я вижу, – спокойно сказала я.

– У меня есть альтернативный вариант, – Алена старалась не волноваться, – я живу здесь недалеко, на Крюковом… Ты можешь остаться у меня до утра. А утром я тебя отвезу.

Н-да, изящно все получилось, и мосты развели в масть, браво, Алена!

Я выждала паузу.

Алена извинительно развела руками:

– Надеюсь, ты не считаешь это похищением сабинянок?

– Никоим образом.

Спустя десять минут мы уже были возле Алсниного дома. Она лихо припарковала машину, вытащила пакеты, часть из них отдала мне – включая и затесавшийся сюда роскошный букет роз.

– Тебе нравятся розы?

– Нет. Я вообще не люблю цветы.

– Я учту, – серьезно сказала Алена.

…Она жила на втором этаже, окнами на Крюков канал, в огромной двухкомнатной квартире с евроремонтом и джакузи. Вот где я хотела бы закончить свои дни – лицом в мягкий ковер с длинным ворсом, у ножек стола красного дерева, рядом с осколками дорогого саксонского фарфора…

Спальня была совсем не похожа на немного тяжеловесную гостиную: зеркальный потолок, обитые черной тканью стены, огромная кровать под черным покрывалом, которое взрывали несколько ярких цветовых пятен – маленькие подушки с латиноамериканским геометрическим узором: кирпичные, желтые, оранжевые. Одна из стен была отдана на откуп рыбам: в нее на всю длину был вмонтирован огромный аквариум. Такого я не видела никогда: неспешная жизнь кораллового рифа протекала прямо перед глазами, аквариум завораживал своей реальностью.

Впрочем, я увидела все это чуть позже; а сейчас мы сидели с Аленой на кухне. Тяжелые буковые стулья показались мне слишком пресными, чтобы, сидя на них, общаться с экстравагантной Аленой, и поэтому я расположилась на полу. Прямо под большим портретом Марлен Дитрих в неизменном мужском костюме с жилеткой и мягкой шляпе с широкими полями.

Я чувствовала, что Алене было неудобно разговаривать со мной, глядя на меня сверху вниз, и после некоторых колебаний она тоже растянулась на полу, подперев голову руками.

Наш флирт стал более откровенным, глубокая ночь и количество выпитого этому способствовали, но мне удалось удержаться в рамках двусмысленных приличий, мягко отбивая ее такие же мягкие атаки. Она уже считала ненужным вуалировать свои желания, да и сейчас ей не удалось бы это. Она была достаточно близко ко мне, чтобы видеть ее вспухшие от томительного желания губы, и мокрые ресницы, и блестящие глаза, исполненные дивной непристойности. После второй бутылки шампанского она неожиданно перевернулась на спину и закрыла лицо руками.