В тихом омуте... - Страница 11

– Очень! Причем сразу – и в яблочко.

– А при чем здесь я?

– Ты пока не говори ничего, просто подумай. В любом случае – позвони.

…Я не позвонила – ни на следующий день, ни через неделю. С одной стороны – каждому человеку нравится быть соблазненным: все равно чем – главное, соблазненным. Но с другой – я терпеть не могла эту провинциальную прыть, эту нахрапистость, эту железобетонную уверенность, что именно твоя свежая кровь окажется нужной группы.

И все-таки Венька не выдержала и позвонила. Первой. Не знаю, чего уж там наплел неугомонный оператор Серега Волошко о моих литературных экзерсисах.

– Ну.., как? – спросила Венька. – Решила что-нибудь?

– Знаешь, я, пожалуй, не гожусь. Возраст, знаешь… Пора о душе подумать. А ты приезжай – просто так, без всяких меркантильных интересов…

Но приехала не Венька, приехал один из мальчиков – Марик.

Он заявился вечером, без предварительного звонка, с бутылкой вина и цветами – очень самоуверенно с его стороны. Я была наслышана о таких вот мужских штучках.

– Лучше бы водку принес, – вместо приветствия сказала я.

Марик растерялся:

– Сбегать, что ли?

– Сбегай.

Он развернулся на каблуках и, как был – с цветами и вином, – отправился за водкой. Я выиграла время, чтобы собраться с мыслями и оценить ситуацию. Конечно, это определенный жест, только вот чей – его самого или Веньки?

Я мельком взглянула на себя в зеркало – конечно же, Веньки, она решила пожертвовать фигурой. Но нужно отдать должное, фигура была весьма привлекательной.

…Мы сидели на кухне битый час и пили водку. Но, несмотря на выпитые полбутылки, разговор не клеился – я слишком отвыкла от людей вообще и таких молодых – в частности. Марик рассказал дюжину анекдотов, из которых удачными были только два: какие-то уморительные истории из жизни узбекских аборигенов. Я ответила ему заезженными, пятилетней давности, киношно-постельными новостями. , А потом кончилась водка.

Мы оба были восхитительно трезвы.

– Ну? – спросила я. – Что дальше?

– Еще сбегать? – предложил он.

– Пожалуй, не надо. Ненавижу это делать на пьяную голову. Ты ведь за этим пришел? К малознакомой стареющей женщине на ночь глядя?

"Лихо”, – одобрил меня мертвый Иван. “Лихо, лихо”, – одобрил меня уехавший Нимотси. Марик неожиданно покраснел как мальчишка. “Мои мальчишки”, – вспомнила я Веньку.

– Кофе хочешь? – спросила я.

– Да.

– Я сварю. – Мне вдруг понравилось амплуа проницательной стервы, выскочившее из меня, как черт из табакерки.

– Я помогу, – сорвался с места он.

В крошечной кухне, у крошечного столика нам обоим было тесно, то и дело мы задевали друг друга. Видно было, что он на что-то решается, – во всяком случае, его нечаянные прикосновения стали более осмысленными.

"Давай-давай, – мысленно подбадривала я его. – Самое время коснуться губами моих волос. Вот только губы не забудь приоткрыть, иначе двойка по актерскому мастерству тебе обеспечена”.

Он действительно коснулся губами моих волос, только забыл приоткрыть их.

Хреновый актер, что и требовалось доказать.

Я улыбнулась и опрокинула затылок ему в лицо. Марик обнял меня за плечи и опять прокололся – руки были легкими и равнодушными, в них не было тяжести желания. Но я-то знала, что она должна быть, – Иван сам натаскивал меня на эти немудреные и требовательные мужские штучки.

Я не двигалась. Я была хладнокровна.

Я дождалась, пока сбежит кофе, чтобы дать возможность этому дурачку как-то выйти из ситуации. Марик с облегчением отстранился от меня и подхватил кофеварку.

– Убежал, – сокрушенно сказал он.

– Ну и черт с ним!

Теперь я нагло повернулась к нему лицом и нагло взяла его голову в свои ладони.

Я видела, как загнанными зверями метнулись его зрачки под приспущенными ресницами, как подобрался почуявший опасность рот. Только огромный лоб оставался безмятежным. Лоб мне нравился.

Я сосредоточилась на этом и поцеловала его в губы.

Он зажмурился – так сжимают веки начинающие самоубийцы, стоя на краешке крыши, – и нехотя ответил мне.

Я не выпускала его рот до тех пор, пока не почувствовала легкий привкус крови – должно быть, у него были слабые десны. Я не заметила даже, что он обнял меня, а когда поняла это – легко расстегнула его ремень.

– Пойдем в комнату, – шепнула я.

Он безропотно пошел за мной, ягненок на заклании. Перед тем как загнать его в двенадцатиметровую мышеловку с видом на редкий подмосковный лес, я сказала:

– Мне нужно помыться… Подожди, я быстро…В ванную я взяла телефон и по памяти набрала Венькин номер. Она сняла трубку сразу же.

– Это я. Приезжай, забери своего щенка. – И, не дожидаясь ответа, положила трубку на рычаг.

…Марик уже лежал в кровати, прикрытый легким одеялом.

Я прыснула:

– Оперативно!

Одежда его была аккуратно сложена на стуле, и это вдруг вызвало во мне приступ легкой ярости. “Бедная страшненькая Мышь, ничего похожего на беспорядочность страсти. А от всех твоих случайных любовников, если они по неведению забредут в этот заброшенный сад наслаждений, всегда будет нести формалином”.

Марик испытующе смотрел на меня.

– Ты не разденешься? – спросил он.

– Не сейчас, – я присела на краешек кровати, – хочу посмотреть на тебя.

– Смотри! – откинул он одеяло. Я присвистнула.

– Ну как? Нравлюсь?

Еще бы! Уменьшенная копия копии греческой скульптуры в музее Пушкина; тот же маленький аккуратный член, даже и не помышляющий возбудиться.