В тихом омуте... - Страница 105

105

– Ну что? – сочувственно сказала я воинственным представителям закона. – Гора родила мышь?

Разбитые губы плохо слушались меня, но тон выдал с головой – я издевалась. Я так откровенно издевалась, что в стриженые головы ментов закралось сомнение.

– Открывали ключами, – осмотрел замок один из милиционеров.

– Естественно, ключами. Не отмычкой же, – смешалась я. – Вы бы в дверь позвонили, прежде чем по морде бить. Я бы открыла.

– А ты хозяйка? – спросил у меня старший.

– Приятельница племянника хозяина, – шла напролом я. – Он попросил книгу привезти. Сам приехать не мог. Вот, ключи передал.

– И ты не знала, что квартира на сигнализации?

– Запамятовала. Он что-то мне говорил, но как-то из головы вон, – продолжала гнуть свою линию я. Единственное спасение я видела в наступлении на нестройные ряды милицейского наряда.

– Окна тоже закрыты. Да там и не заберешься никак. Пятый этаж и стена голая, – добавил самый молодой мент, вернувшийся в коридор после детального осмотра комнат.

– Вы вообще за кого меня принимаете? – нагло поинтересовалась я. Слишком нагло, чтобы они оставили это безнаказанным.

– Ну не за Клару Цеткин, это точно, – съязвил старший. – Давай телефон этого племянника, пусть подъезжает, разберемся.

Вот ты и попалась.

– Ну?

Я молчала. Далекий пол показался пропастью и закачался под моими ногами.

– У него нет телефона.

– Адрес.

– Да не знаю я точно. Где-то на Сретенке. Мы с ним завтра должны встретиться… Вы бы наручники сняли, смешно, ей-Богу.

Младший милиционер с почти женской родинкой над верхней губой вопросительно посмотрел на старшего.

– Сними, – сказал тот, – пусть пойдет умоется, что ли… А то скажут потом, что мы честным гражданам вывески портим.

Наручники были расстегнуты, и только теперь я поняла, что руки у меня затекли. Я несколько раз сжала и разжала пальцы.

– Хорошие перчатки, – заинтересовался вдруг старший, – не жарковато в них?

– Зима, слава Богу, на носу, – стараясь сохранять спокойствие, сказала я. – Или в бикини ходить прикажете?

– А в квартире не жарко в перчатках, спрашиваю?

– Вообще-то я уходить собиралась…

– Ладно, иди умойся. Забираем тебя в отделение до выяснения личности.

Под бдительным присмотром коротких милицейских автоматов я отправилась в ванную, стараясь не грохнуться по дороге: перспектива поездки в отделение радовала меня так же, как гильотина Марию-Антуанетту.

Я долго и тщательно мыла лицо, понимая, впрочем, что это бесполезно: время не выиграть, как ни старайся…

Сквозь полуприкрытую дверь я слышала, как старший наряда отдавал распоряжения:

– Позвони на пульт, дай отбой. Не нравятся мне эти дяди и их племянники. И девку поторопи, никто ей сауну не оплачивал…

В окружении милиционеров я отправилась вниз, где меня поджидал патрульный “воронок”.

Это событие, несомненно, украсило унылый поздний вечер двора: почти во всех окнах подъезда горел свет, нашу группу сопровождали стайки любопытных, державшиеся на почтительном отдалении, – так сопровождают стареющих актрис изрядно поредевшие ряды поклонников. Вот только аплодисментов я так и не дождалась – меня молча и довольно непочтительно втолкнули в машину.

Пока она тряслась по плохо освещенным улицам Текстильщиков, я узнала много интересного о частной жизни своего эскорта.

Зажатая с обеих сторон плохо тренированными телами милиционеров, терпеливо выслушивая их легкий треп, я уже через пять минут поняла, что одного из них звали Мика, а второго – с родинкой над верхней губой – Кока.

Сидевший на переднем сиденье старшина наряда молчал.

Жена Мики месяц назад сделала аборт, возникли послеоперационные осложнения, и Мика без устали клял медицину – и государственную и частную. Кока поминал родственников из Апрелевки, которые сосут из него деньги для беспутной младшей сестры, вздумавшей поступать в какой-то частный институт.

Я цеплялась за эти ничего для меня не значащие чужие жизни, чужие слова, чужие имена – только потому, что боялась остаться один на один со своей неожиданно возникшей проблемой.

Проблема, и серьезная.

"Положение хуже губернаторского”, – вертелось у меня в голове, да и иллюстрация всплыла соответствующая – Никита Михалков и почему-то в роли генерал-губернатора Трепова, которую он никогда не играл: усишки, бородишка и орден святого Владимира на шее…

Что-то будешь делать, голубка?..

– А бабенка-то ничего, – вдруг сказал старший, глядя на меня в зеркальце; я тоже видела его глаза, автономно плывущие в серебристом стекле, – узкие и опасные, как лезвие ножа. – Ничего бабенка, говорю… Тебе-то нравится. Кока?

– Не-а, – сказал Кока.

– А какие нравятся?

– А те, что ближе к центру живут.

Все, кроме меня, засмеялись. Немудреный юмор мужиков-провинциалов.

Опять я лажанулась с деталями туалета, ну на кой черт нужны мне были эти дурацкие перчатки?..

Но дело было не в перчатках, я прекрасно это понимала, не они усугубляли мою вину, речь шла не о том, насколько она значительна.

Речь о другом – засветилась.

От осознания этого меня прошиб пот, такой обильный, что я испугалась – как бы он не просочился сквозь куртку.

Они везут тебя в отделение, чтобы выяснить личность.

И все равно, кем ты представишься – любовница племянника Сирина, сожительница самого Сирина, внучка его соседки, домушница или невинная жертва, – паспорт на стол и отойди к стене, будь любезна!

О дальнейшем я думать не хотела. Они посылают запрос в то место, где был выдан паспорт, и до этого прочно стоявшая на ногах Ева Апостоли превращается в химеру, в неопознанный летающий объект, в рассыпавшегося сфинкса, в марионетку, которая никогда не участвовала в любительских спектаклях…

105